Содержание:
25 лет назад, 23 сентября 1999 года президент России Борис Ельцин своим указом ввел на территории Чечни режим контртеррористической операции (КТО). Началась вторая чеченская кампания. В боевых действиях принимали участие и профессиональные военные, и правоохранители, и 18-летние срочники. «Газета.Ru» поговорила с ветеранами и узнала, как и за что они сражались в Чечне.
«Будьте готовы, сейчас по нам будут стрелять»
Одними из первых в зону боевых действий попали и срочники. Среди них оказался на тот момент 18-летний житель Твери Алексей. После учебки он служил в танковой Кантемировской дивизии, в ноябре 1999-го его по разнарядке забрали в Чечню. Там он провел следующие пять месяцев. Отказываться даже не думал — раз посылают, значит, надо. Правда, говорить матери о том, что едет в горячую точку, не решился. Предупредил только старшую сестру.
Сначала бойцов отправили в Калиновскую — станицу на левом берегу реки Терек, в 32 километрах севернее Грозного.
По распределению танкист попал в пехоту. «Нас выстроили в две колонны и спрашивали, кто по должности. Танкист? В пехоту. Артиллерист? В пехоту. Я говорю, а нафига спрашивать? А мне: «Положено, вот и спрашиваем», — вспоминает Алексей в беседе с «Газетой.Ru».
Предполагалось, что в Калиновской молодых людей подготовят к тому, что их ждет в зоне боевых действий, но все две недели они были предоставлены сами себе. Оружие лежало прямо в солдатских палатках. Ни стрельбищ, ни построений, уборки не проводилось.
Специфику местной жизни прибывшим объяснили старшие товарищи. Рассказали, с кем из местных можно обменяться и, главное, где брать водку.
«Местные, мусульмане, сами не пьют и не курят, но все это продают. Для желающих было и что выпить, и что покурить, и дешевая платная любовь», — рассказывает Алексей.
Через две недели батальону сообщили — завтра они выдвигаются в Ханкалу — западный пригород Грозного, где располагался большой аэродром. Там им предстояло базироваться.
Колонна БТР выдвинулась на рассвете. Солдатам, которые за время службы отстреляли по 18-20 патронов, сказали готовиться к войне.
За первым же поворотом батальон ждала засада. Понять, где находятся боевики, можно было только по вспышкам при выстрелах.
«Когда это первый раз происходит, ты забываешь, что у тебя в руках автомат, ты пытаешься спрятаться, за люк залезть — о том, что нужно стрелять в ответ просто не думаешь. Нам 19 лет, мы еще вчера полупьяные ходили по лагерю, а сегодня по нам стреляют», — вспоминает ветеран.
«Сердце колотится, а перед глазами картина боя»
В Ханкале простояли пять месяцев. В задачи входило сопровождение и охрана колонн с грузом. Выезды длились по два-четыре дня, пару дней отдыха — и группа отправляется на новое задание.
«Мы грузимся на БТРы, берем гранаты, автоматы, патроны, водку и утром по свисту идем, — рассказывает Алексей. — Если с колонной следуют два вертолета прикрытия, то все на расслабоне — можно лечь на броню, ничего не будет. Если сопровождения нет — мы заранее знаем, что нам хана. Ни у кого нет улыбок, от страха надевали по два бронежилета».
Вертолеты сопровождали колонны редко. Но даже присутствие вертушек не служило гарантией, что все обойдется.
В первый же выезд — в аэропорт Северный в Грозном, в группе погибли двое.
«Мы вышли с вертушкой, радостные, и тут нас тормозят на блокпосту. Говорят, что дальше на площади Минутка в засаду попал местный ОМОН, идет бой и нужно помочь. Пока начальство общалось, прошло минут 10. Вертушка полетала-полетала, солярку пожгла и ушла», — вспоминает ветеран.
Первое, что увидели солдаты, подъезжая к месту боестолкновения, — трупы. Бой длился около 10 минут. Куда стрелять, объясняли чеченские милиционеры.
«Боевики подбили их БТР и открыли огонь из соседних девятиэтажек. И стреляли не высунувшись из окон, а отойдя к дальней стенке. Их не видно совершенно. К нам подбегали парни из ОМОНа и просто говорили: «Второй этаж, третий», и мы по ним палили», — рассказывает Алексей.
Осознание произошедшего пришло только после того, как группа эвакуировала милиционеров, дождалась поддержки и двинулась дальше в направлении аэропорта.
На медпомощь в момент боя надеяться нельзя, единственный помощник — жгут на прикладе. Полноценно ранеными занимались уже по прибытии на место, и здесь жизнь человека зависела от опыта медика. Зачастую это был такой же 18-летний срочник.
«Как-то в Аргуне у нас в солдата попали девять раз. Он был в бронежилете, но все пули прошли в тело — шею, руки, бедро, — рассказывает Алексей. — Наш медик бегает вокруг этого пацана, кровища льется со всех дырок, а он не знает, что делать. Бинт прикладывает, а толку? Спасла женщина-врач из другого подразделения. Она всех отогнала и за 10 минут его обработала, говорит: «Все нормально, ничего не задето, ну маленько дырявый теперь».
«Эй, русс, с Новым годом!»
Выезд с колонной — не только риск, но и шанс обменять еду и помыться. В Ханкале сложности были и с тем, и с другим. На коробку тушенки из сухпайка в поселениях можно было выменять барана, на солярку — лепешки, хлеб и стирку.
Торговать запрещалось только боеприпасами. Все понимали, против кого будут использоваться проданные патроны. А оружия у боевиков хватало и так.
«В Новый год на нас по рации выходили чечены, «поздравляли»: «Эй, русс, русс, с Новым годом!» И пустили ракеты в подарок. Одна в баню попала, а вторая прилетела недалеко от наших туалетов. Восемь человек убило», — вспоминает собеседник «Газеты.Ru».
Алексей за все время службы был ранен четыре раза. Официально оформили лишь последнее ранение.
18 января 2000-го колонна возвращалась из Урус-Мартана, города в 18 км к юго-западу от Грозного.
Сначала Алексея доставили в полевой госпиталь в Ханкале. После первичной обработки раненых распределяли по другим госпиталям. Обычно на это требовалось два-три дня, но за Алексеем никто не пришел и через полторы недели.
«У меня началось загноение, я смотрю — всех привозят и увозят, а я лежу и лежу, — рассказывает ветеран. — В палатке со мной был еще солдат, он чуть ли не на руках меня дотащил к командиру медсанбата. Я уже начал матом ругаться, говорю, с автомата всех постреляю. Начали смотреть — и правда про меня забыли. На следующий день вертушкой отправили в госпиталь в Моздоке».
Там боец пролежал месяц. К этому времени подошел к концу срок службы. Как только Алексей встал на ноги, пусть и с костылями, ему выдали документы и сказали возвращаться в часть в Ханкалу, а оттуда увольняться и возвращаться домой. Добраться в Ханкалу удалось через земляков на аэродроме Моздока. Те летели в Грозный и согласились взять пассажира. В подразделении бойца отправили к начальнику финансовой части, который должен был посчитать боевые дни и выдать срочникам книжки для получения выплат.
Помимо этого, ветеран имел право на бесплатное высшее образование. «Я с бумагой пришел к ректору, а он мне: «Возьми ее и подотрись», — вспоминает Алексей. — Говорю, да как так, официальный документ же, президентом подписано. В ответ: «Переверни и еще раз подотрись». В итоге я отучился, но не бесплатно, как ветеран, а за деньги».
«Ночами они орали как ненормальные»
Георгий из Подмосковья служил во внутренних войсках. Первое знакомство с войной началось, когда поезд ехал в Моздок в Северной Осетии.
«Мы подъезжали, а на горе стояла артиллерия и фигачила куда-то. Это было так громко — все перепугались, за автоматы схватились. А уже через месяц на выстрелы и взрывы никто даже не оборачивался. Привыкаешь быстро», — рассказывает он.
Сначала группу привезли в Дагестан. Провизии хватало. Дагестанские товарищи подкармливали арбузами и мясом, а вскоре бойцам стали подвозить гуманитарную помощь. Самое ценное — зажигалки, сгущенка и письма от детей.
Через месяц колонной двинулись в Чечню. В декабре 1999-го они остановились в селе Алхан-Юрт, в восьми километрах от Грозного. Вскоре, 26 декабря, начался штурм города.
Под Новый год на штурм отправили и Георгия. Это был его первый боевой опыт. Больше остального поразил вид самого города.
«Ваххабиты там все расписали: «Добро пожаловать в ад» и прочая херня, а ночами они орали как ненормальные. Еще не видно вообще ни фига, холодно. Укрывались мы в разрушенных домах», — говорит ветеран. Вспоминать детали боев за Грозный он не хочет.
После взятия города всех распределили по разным районам и начались солдатские будни. По словам Георгия, все желания свелись к двум вещам — есть и спать.
В мае срочника демобилизовали. Из всех, кого он знал, вновь вернуться в Чечню, подписав контракт, согласился только один.
«Понимания, зачем мы воевали, не было, — признает Георгий. — Нам что-то наговорили про террористов и все такое, но мы были молодые, 18-19 лет, мы ехали, просто потому нам все было пофигу».
«Туши повисли на деревьях»
Офицерского состава в Чечне не хватало, а желающих ехать воевать было мало.
«В стране развал, многие подразделения упразднены, офицеры уходили на пенсию, ехать в горячую точку в общем-то никто не хотел, а там необходимо было создавать инфраструктуру, опорники, налаживать медицину», — вспоминает подполковник милиции Алексей Лютых.
В мае 2000 года его на три месяца отправили в командировку в Чечню как врача сводного отряда ППС из Москвы.
Рабочее место и операционную организовал прямо в блиндаже. Значительную часть медикаментов и инструментов пришлось закупать за свой счет еще в Москве. Что-то, в том числе противошоковые препараты, передал предыдущий врач. Хранить все лекарства в одном месте было рискованно. Приходилось делать прикопы или складывать у знакомых.
Серьезным испытанием стало второе июля 2000 года. В этот день боевики устроили теракты сразу в нескольких городах Чечни, отправив туда грузовики, набитые взрывчаткой. Самый большой — в Аргуне. Пострадали около 40 человек. Две фуры приехали и в Гудермес.
По словам подполковника, в тот день погибло восемь человек. В основном местные жители, в том числе пастух.
Сам врач в этот момент находился в медпункте. От взрывной волны в «кабинете» смело и засыпало песком все лекарства. Казалось, что в блиндаж попал снаряд.
«Из ушей кровь идет, я не понимаю, что случилось. Все вокруг начались стрелять во все стороны. Командиры бегали, останавливали бойцов. Через полчаса все стихло, и мне стали притаскивать бойцов — кто без рук, кто без ног, — вспоминает Алексей Лютых. — Мы вызвали вертолет для раненых, но было уже темно, он не смог сесть — незнакомая территория, провода, разрушения».
Оперировать пришлось всю ночь практически на голой земле. Раны промывали минеральной водой. Когда не осталось ни одного бинта, в ход пошли простыни.
Лишь на утро за бойцами приехали бронетранспортеры и эвакуировали раненых.
«Месяца три проведешь — точно будет туберкулез»
Свой врач, тем более знающий как остановить кровотечение, был не у всех, поэтому помогать приходилось и соседним подразделениям. Однажды Лютых вызвали в отряд к военному, который сломал позвоночник.
«У него отнялись ноги, паралич. Эвакуировать нужно на твердой поверхности, — рассказывает медик. — Бойцы выломали дверь, мы донесли его в мобильный отряд, я все оформил, нужно эвакуировать, а на поле как раз стоит вертолет — на них руководство прилетало. Я подошел к замполиту, он говорит, что нужно разрешение генерала. Идем к нему, а у замполита вместо берц — старые кроссовки. Генерал с ним даже разговаривать не стал, сразу на гауптвахту».
Спасло появление командующего Объединенными федеральными силами на Северном Кавказе генерала Геннадия Трошева. Увидев, как врач чуть ли не штурмует вертолетное поле, он спросил, в чем дело. Услышав про раненого, разрешил эвакуацию.
Проблемы были и у местного населения, которое многие годы не получало квалифицированной медицинской помощи. Бичом для многих стали гепатит и кишечные инфекции. От антисанитарии и скученного проживания у некоторых появился туберкулез.
Трижды врачу приходилось принимать в городе роды. После семи вечера наступал комендантский час. Все перемещения по городу запрещались. Стоящие на блокпостах имели право открывать огонь по любому проезжающему автомобилю. Довезти женщину до больницы мог только тот, кто знает секретные коды.
«Мне в ночи передали приказ по рации, говорят, нужно сопроводить, вот тебе «буханка», водитель и солдат — вези ее, куда хочешь, мы не разбираемся. И ехал, чтобы их просто не убили по дороге, — рассказывает Лютых. — Где-то успеваешь назвать код, где-то не успеваешь».
По словам подполковника, если встречали российских военных настороженно, то провожали — с цветами.
Мусе, который предупредил всех о приближающемся грузовике со смертниками, бойцы на прощание подарили офицерские часы. Хотя, по мнению подполковника, этот чеченский мальчик как никто другой заслуживал государственной награды.
«Ладно нас не наградили, но Мусе дать медаль точно должны были, — говорит Алексей Лютых. — Когда я вернулся в Москву, смотрю, ребята все в орденах. Я спросил у одного, за что дали. Оказалось, за организацию помощи при взрыве в Гудермесе. Он на вертолете был. Говорю, так он же не сел. А он мне: «Знаешь, как сложно было его туда отправить?» Никого не обвиняю, но так вот работает система».
В 2019 году подполковник милиции снова поехал в Чечню и безуспешно пытался найти Мусу. Ходили слухи, что мальчика застрелили. Уже вернувшись в столицу, подполковник узнал, что герой все же жив. За свой счет Лютых заказал ему орден «За спасение жизни» и отправил в Гудермес.
Что думаешь?